Русский research

Контроль и управление рубрика #трудовыебудни В одном научном центре X разворачивается житейская драма, начальник говорит SMM-щику, которого он перепутал с новостерайтером «сделайте, как я сказал», SMM-щик терпеливо пытается узнать больше деталей из «мы посетили конференцию», чтобы сочинить пост, от которого не сбежит аудитория из начинающих жить страниц в сетях. Очень часто контроль путают с управлением. Если я контролирую, значит, управляю. В реальности – в сфере креатива контроль — трудоёмкий и ужасно неэффективный способ управления. В попытках контролировать окружающий мир, мы лишаем коллег самого важного — автономности, способности принимать решения самостоятельно, без нас. У меня, кстати, есть живой пример сильнейшей ИТ-компании, выросшей из Томска, где основатель и директор не мешает работать своей команде и это дает невероятные продукты и результаты. Чем сильнее хватка, тем хуже мы себя чувствуем и более скверно обстоят дела. В работе лучший способ контролировать что-либо — сделать задачу и процесс интересными для других. Управлять по-настоящему - понимать мотивы, уважать труд и делить ответственность. P.S. Кстати, когда тебе говорят – «делай, что хочешь, я полностью тебе доверяю», ты перестаёшь делать, что хочешь, и начинаешь оправдывать доверие, потому что чужое доверие - оно как хрустальный шар, ты несёшь его обеими руками, но с этого момента твои руки несвободны. С другой стороны, когда тебе не доверяют, делать что-либо вообще не имеет смысла и не очень хочется.

когда описываешь в статье идеальное совпадение эксперимента и теоретической модели, параметры которой ты подгонял два месяца источник

Удивительно, насколько живуча мысль о студентах как о бесплатных разнорабочих. Казалось бы, советское поколение чиновников уже сменилось, но идея не умирает. Буквально на прошедшей неделе успели отметиться две чиновницы: сенатор Наталия Косихина (1972 г.р.) и директор департамента Минпросвещения Наталья Агре (1978 г.р.). Первая предложила привлекать школьников и студентов для сбора урожая осенью на один-два дня, чтобы решить проблему нехватки рабочих рук. Вторая — обязательно (но добровольно, что бы это ни значило) привлекать всю молодёжь от 14 и до 35 лет на какую-то масштабную стройку или другой проект вроде БАМа, на срок от двух недель до месяца. Как и всегда в таких случаях, приводятся аргументы о вкладе в общее дело, о возможности познакомиться с людьми, посмотреть страну и так далее. Как и всегда, совершенно неясно, почему нельзя получить эти бонусы в рамках добровольной работы по своей профессии, а не добровольно-принудительного низкоквалифицированного труда. Как и всегда, неотвеченным остаётся совсем очевидный вопрос: если где-то не хватает рабочих рук, то, может, там нужно больше платить? В целом, мантры про общее дело и радости от новых знакомств прикрывают под видом заботы достаточно симптоматичное отношение к молодёжи как к несамостоятельным людям второго сорта, которые не способны к самоопределению и нуждаются в руководстве. Не менее симптоматично отношение к студентам как к бездельникам, у которых куча свободного времени и которым нечем себя занять, — вероятно, обладатель такого мнения учился в шараге не пробовал учиться в нормальном университете. Примечательно, что говорящий при этом чётко отделяет от "молодёжи" как себя, так и своих детей. Лично меня в этих заявлениях больше всего удивляет непростительная для политика непродуманность. Да, пусть это спонтанная идея и попытка словить хайп на светлом советском прошлом. Но люди в комментариях тут же задают очевидные вопросы: а что делать на время этих работ с детьми и престарелыми родственниками (оказывается, у молодёжи до 35 лет бывают дети и пожилые родители), а что делать с основной работой (оказывается, молодёжь сама способна трудоустроиться), а кто на это согласится бесплатно (оказывается, молодёжь живёт в реальном мире, а не в романе-утопии) и так далее. Иными словами, внезапно выясняется, что молодёжь — это такие же люди со своими заботами и обязанностями, возможно, несколько менее опытные (и то не обязательно). Это не абстрактная масса, которую непременно нужно куда-то направлять, развлекать и опекать, особенно — маскируя под видом опеки и заботы поиск бесплатной рабочей силы. Собственно, нормальная молодёжная политика и должна начинаться с признания этих простых фактов.

Приходится возвращаться в эфир после каникул по срочному и нерадостному поводу. Как пишут коллеги из Зоопарка, уже больше недели судно Института океанологии РАН "Академик Николай Страхов" болтается в Карском море с неисправным двигателем. Экипаж уже успел пережить штормовой ветер, пятиметровые волны и крен до 40 градусов. Судно неуправляемо. Подробности есть по ссылке выше, мой общий вывод такой: всё это время ответственные лица, находящиеся на суше, занимаются перекладыванием этой самой ответственности, выгораживают себя и параллельно пытаются сэкономить на спасательной операции. Несмотря на смертельную (это не нагнетание) опасность для членов экспедиции, решение вопроса в ИО РАН откладывалось из-за пятницы и выходных (!!), Минобрнауки по-видимому не вмешивалось, спасательные рейсы ближайших судов то назначались, то отменялись. Люди на борту пребывают в неведении. По слухам, 19 сентября за ними придёт-таки аварийно-спасательное судно (то есть, через 2 недели после остановки двигателя). И это уже вмешательство спасательной службы на фоне бездействия Атлантической базы флота и ИО РАН. Да, научный флот долгое время был на голодном пайке и выживал в том числе за счёт коммерческих рейсов и туристов. Да, у всех накопились взаимные претензии. Но, очевидно, в этой истории уже нет места ни обидам, ни цеховой солидарности, ни поискам исторических корней, надо срочно спасать людей, а также оборудование и само судно. А затем всем сторонам было бы неплохо подготовить аргументированную версию событий: вышло ли судно в море исправным, кто отвечал за ремонт, были ли на него средства, почему были отменены первый спасательные рейсы и так далее. Будем следить за ходом спасательной операции, а в дальнейшем попытаемся понять, как же так вышло.

Коллеги обратили внимание на то, что дело против члена-корреспондента РАН О.А.Кабова, о котором я здесь много писал (последний пост на эту тему был 7 августа), не является единственным примером обвинения ведущего ученого в мошенничестве при выполнении научного проекта. Оказывается, аналогичная история разворачивается вокруг проекта в рамках ФЦП «Исследования и разработки», который выполнялся в Белгородском национальном исследовательском университете под руководством профессора Р.О.Кайбышева в 2017-2019 годах. Об этом деле еще в январе вышла заметка в «Коммерсанте»: https://www.kommersant.ru/doc/6480277 То есть опять тот же мотив: ученый выполнил проект, все отчеты приняты министерством, а потом его обвиняют в том, что отчет содержит «заведомо ложные сведения». Причем, так же, как и в случае с О.А.Кабовым, обвинение формулируется против одного из ведущих российских ученых. Например, согласно сайту research.com Рустам Оскарович занимает восьмое место в рейтинге ученых России в области наук о материалах: https://research.com/scientists-rankings/materials-science/ru Его показатели по ядру РИНЦ: 647 публикаций, почти 13 тысяч цитирований, Хирш-фактор 55. Хотя я и не специалист в области структуры и свойств металлов и сплавов, я много слышал об активной молодой лаборатории, которую Р.О.Кайбышев смог создать в Белгородском университете. Что-то мне не верится, что ученый такого уровня мог представить настолько слабый научный отчет, что его можно квалифицировать как «мошенничество» и возбудить на этой основе уголовное дело. Материалы дела открыты (они уже были оглашены в первом суде), поэтому я поинтересовался, кто же составлял экспертное заключение, лежащее в основе обвинения? Оказалось, что это все те же профессор МИФИ И.И.Чернов и канд.экон.наук Е.В.Березина, что и в деле О.А.Кабова! (Правда в данном случае есть еще два автора: д.т.н., доцент СТАНКИНа С.В.Лукина и докт.экон.наук В.Д.Клюев из РИНКЦЭ). И что ими была использована та же совершенно несостоятельная методика оценки степени выполнения проекта (см., например, пост от 17 мая)! Излишне говорить, что уровень научной компетенции этих экспертов области материаловедения не идет ни в какое сравнение с уровнем Р.О.Кайбышева. Хотя конечно в их аргументах надо подробно разбираться, покажу заключение специалистам. Хотел бы закончить этот пост, еще раз подчеркнув, казалось бы, очевидную вещь. Р.О.Кайбышеву удалось создать работоспособный коллектив в университете вдали от научных столиц, который стал проводить исследования на мировом уровне. Таких примеров, на самом деле, не так много. Кому понадобилось «подрезать крылья» лаборатории, инициировав нервотрепку с этим обвинением? Вопрос открытый, и ответа на него я не нахожу.

Фруктовый сад, а не конструктор Каждый раз, когда я читаю про очередные виражи в государственной поддержке высшего образования и науки, мне приходит в голову одна и та же избитая метафора. Сегодня поводом стала судьба программы развития университетов Приоритет-2030, у которой пытаются поменять правила игры буквально посередине года (см. серию постов тут и краткую сводку вот тут). Так вот, к метафоре. Наука и хорошее высшее образование — это фруктовый сад. Очевидно, что ни дерево, ни даже небольшой кустарник нельзя вырастить мгновенно: от высадки до первых плодов пройдут годы, а может и больше десятка лет. Если в вашем саду никогда не росли груши, то нет никакой возможности получить их к столу уже завтра или даже через полгода: разве что развесить купленные в магазине груши по саду и выдать за свои. Главное, что можно делать для благополучия этого сада, — во-первых, вовремя поливать и удобрять, а во-вторых, вырубать сорняки, срезать отсохшие ветви и убирать мусор. Причём рост особо и не ускорить: если выливать каждый день по бочке воды и удобрений, то деревья будут не расти как на дрожжах, а просто гнить. С другой стороны, стоит забыть об уходе на полгода, и большинство растений погибнет; как минимум, у многих деревьев отсохнут ветви. Наука как общественный институт, да и конкретный университет, по своим темпам развития похожи именно на фруктовый сад, а не на детский конструктор, который можно быстренько пересобрать по-новому. Прежде всего, это сложные социальные системы, в которых каждый участник проходит долгое формальное и неформальное обучение, ищет свое место и строит связи. Поэтому производство галош за месяц наладить наладить можно (выдав каждому работнику по инструкции), а вот создать хорошую кафедру теоретической физики — нельзя. Даже если идти путём ВШЭ и Сколтеха выкупа сильных специалистов из других мест, мгновенно ничего сделать не получится, — людям понадобится не один год, чтобы сработаться. Собственно, если менять планы на фруктовый сад ежегодно, выкорчёвывая одни деревья и подсаживая другие, то в нём банально не вырастет ничего путного. И, честно сказать, я даже боюсь посчитать, сколько смен приоритетов произошло хотя бы за последние 5-7 лет в науке и образовании. Их продуктом может стать только стресс исполнителей, просто в силу несоответствия частоты поступающих сигналов и времени отклика такой сложной системы. В этих условиях действительно хорошим руководителем (ректором, директором) будет не тот, кто оперативнее всех бросится перестраивать работу, а тот, кто по возможности проигнорирует очередные инициативы или удачно симулирует их выполнение. Но вообще, конечно, растить деревья долго и скучно, а вот рубить ветки и развешивать арбузы по берёзам — быстро, красиво и на первый взгляд результативно.

когда надо разобраться в действительно сложном вопросе /по мотивам/

Инженер и учёный — это разные профессии Выскажу (снова) очевидные мысли о прикладной науке и о пути открытия до народного хозяйства. Порой я сталкиваюсь с таким уровнем непонимания в этом вопросе, что буквально опускаются руки. Сначала немного ликбеза, широкими мазками. Камень преткновения — базовая разница между учёными и инженерами (конструкторами, технологами, архитекторами и так далее), а также между фундаментальной и прикладной наукой. Из-за непонимания этой разницы мы получаем вечные претензии к любой научной группе, которая не сподобилась коммерциализировать и внедрить в каждый утюг своё открытие. Давайте зафиксируем. Фундаментальная наука ищет, описывает и связывает между собой явления природы, стремясь достичь их максимально глубокого понимания, установить закономерности. Она не может искать какую-либо практическую выгоду, и её сложно куда-либо направить, поскольку она не знает, с чем столкнётся на следующем шагу. Прикладная наука берёт за основу уже открытые законы и более детально исследует их частные проявления (различные эффекты), которые кажутся потенциально полезными на практике. Оба этих вида деятельности — скорее познавательные, чем созидательные, их продуктом является в первую очередь новое знание. Переход к инженерной деятельности происходит в тот момент, когда возникает задача создания новых вещей или новых технологий. Инженеры не открывают законов природы, они комбинируют уже достаточно хорошо известные законы и явления в конкретном устройстве или процессе. Естественно, на этапе опытно-конструкторских работ над этим устройством всё ещё велик риск неудачи и отката на стадию дополнительных прикладных исследований. Примерно здесь и происходит сопряжение прикладной науки и передовой инженерии. И лишь после этих этапов имеет смысл говорить о внедрении, себестоимости продукта, массовом производстве, маркетинге и так далее. Очень часто обыватель принимает чисто инженерные задачи за научные, особенно в области робототехники, компьютерной техники, ракетостроения и т.п. Хотя физические принципы работы компьютера, платы Arduino или ракеты известны уже много десятков лет, а вся сложность — в освоении и совершенствовании тысяч сложнейших технологических процессов по их изготовлению. То же самое можно сказать и, например, об атомной бомбе. Итак, учёные и инженеры — очень разные люди, заточенные на принципиально разные задачи. Первые — на познание и бесконечное расширение горизонта, вторые — на созидание и результат. Идея о том, что любой учёный должен бежать и внедрять любой свой результат, абсурдна. Такой учёный будет "одноразовым": как только он уйдёт заниматься внедрением, он перестанет генерировать поток знаний на входе, переквалифицируется в инженера и менеджера. Да, бывают счастливые исключения, но если дело не выгорит, то в фундаментальную науку такой человек уже не вернётся, поскольку она убежит вперёд за потраченные 5-10 лет. Ради преодоления этого барьера и существуют отраслевые НИИ или R&D центры, которые вполне могут поддерживаться коммерческими корпорациями. Именно эта ступень и находится в катастрофическом положении в России в большинстве отраслей (а отнюдь не фундаментальная наука, которая при текущих условиях вообще великолепна). Попытка воссоздать эту отрасль переориентацией работников той же РАН сомнительна, поскольку инженерный вектор будет утрачен уже на уровне мышления. Надеюсь, это понимание рано или поздно возникнет не только среди специалистов. Под конец хотелось бы вспомнить двух физиков. Э. Резерфорд ради любопытства продолжал исследовать строение атома, в то время, когда основная часть физики как науки считалась завершённой. Г. Герц ради любопытства исследовал электромагнитные волны, считая это заведомо бесполезным развлечением. Спустя небольшое по историческим меркам время мы буквально окружены приборами и технологиями, выросшими из таких "бесполезных" работ. А если бы Резерфорд и Герц побежали сразу внедрить свои самые первые результаты, это было бы фатальным: технологическая готовность для внедрения наступила лишь через десятки лет, а вот мир лишился бы важнейших открытий.

Посвящается всем, кому нужно самостоятельно построить завод для внедрения своих научных результатов (по мотивам дискуссий в @trueresearch_chat)

Во время выступления в Госдуме Фальков сказал, что в рамках нацпроекта "Наука и университеты" по всей страны были открыты 940 молодёжных лабораторий, при этом было создано около 10 тысяч рабочих мест для молодых учёных. Вместо комментария к новости напомню о картинке полугодовой давности.