сквозь время и сквозь страницы
авторский проект филолога о погружении в художественный текст и о диалоге читателя с книгой. • новый материал – раз в неделю • автор – Анастасия @nastya_greenflower • гайд о контексте произведения: https://fmgma72.wixsite.com/free-guide
Show more- Subscribers
- Post coverage
- ER - engagement ratio
Data loading in progress...
Data loading in progress...
«В конце концов ты понимаешь, что ключевую роль для Мартыновой играет не конечный ответ, что означает взгляд Орфея, брошенный на Эвридику, — а то, что поиск этого ответа повторяется, словно литургия или циклическое песнопение»— читаем в статье. В «Контрапункте» нет прямых отсылок к мифу об Орфее. Но мысль о том, сколько раз главная героиня бросает взгляд на дорогое для неё прошлое и о том, что некоторые фрагменты её воспоминаний повторяются в повествовании несколько раз, тоже напоминает историю Орфея. Миф об Орфее и Эвридике как о любви, так и о силе искусства. Оно как раз и обретает свою силу, когда наполнено чувствами и переживаниями, — такой вывод следует из сюжета мифа. В нём звучит идея одухотворённого искусства.
«Кукла стала членом семьи, после того как своею любовью дочка вдохнула в нее жизнь. То же самое проделывал со своими канонами Бах»— читаем на страницах «Контрапункта». Главная героиня же «вдохнула жизнь» в миф о Бахе и его «Гольдберг-вариациях». «Музыка наполняет тебя до краев, так что стрелки часов останавливаются <…> Музыка обращается к собственному молчанию, ведь в каждом начале предвещается конец» — получается, что то настроение, которое ощущается с первых строк и остаётся с нами, пока мы читаем эту книгу, вполне закономерно. В первой главе «Контрапункта» встречаем рассуждение о времени. Снова о времени идёт речь и в финале. Кольцевая композиция — так и есть. Заключительным же строкам предшествует не обозначенный формально эпилог. В нём ускоряется ритм повествования. Из эпилога мы узнаём о том, что всё-таки случилось с ними — с матерью и дочерью. А ещё находим ответ на вопрос: почему музыка, если в книге всё осмысляется посредством слова? Казалось бы, глупее вопроса не придумать. Поскольку перед нами книга, а в книгах живут слова. Предметом же словосплетений может быть что угодно. Хоть та же музыка. Но писатель даёт свой ответ, и он звучит так:
«Музыка для женщины, как для маленького ребенка слово, была идеальным средством упорядочивания внутреннего мира <…> Малыш в конце концов вынужден овладеть словами и заговорить; точно так же и женщине пришлось-таки смириться с реальностью и признать, что недостаток в музыке денотативной силы и повествовательной структуры мешал ей осуществить всепоглощающее желание описать свою дочь. Она была вынуждена прибегнуть к языку»«Контрапункт» — на стыке двух видов искусств. «Контрапункт» вдохновляет задавать вопросы и приглашает находить верные или не очень ассоциации. При этом, погружаясь в книгу, мы оказываемся в мире, где читателю как будто бы нет места. Потому что мир, в котором оживает в эта история, существует для двоих: для матери и её дочери.
«Будущее затаилось в дальнем углу комнаты. На улице жизнь продолжает свой безостановочный ход. В крошечном мире, вне пространства и времени, мать играет для своего ребёнка»«Контрапункт» — история, где встречаются абстрактное и конкретное. У матери и дочери нет имён. Фрагменты же воспоминаний описаны детально. Музыка абстрактна. История жизни Баха, к которой то и дело обращается главная героиня, содержит фактические подробности. «Контрапункт» Анны Энквист можно воспринимать на самых разных уровнях и читать, находясь в любом настроении. И когда те же «Гольдберг-вариации» Баха вызывают интерес (когда хочется их включить и послушать, чтобы лучше погрузиться в книгу). И когда не хочется включать никакую музыку. Читая эту книгу, можно как искать параллели с сюжетами в искусстве, так и погрузиться в свои мысли и воспоминания, связанные с тяжёлой, но общечеловеческой темой. С темой этого произведения. Пусть «Контрапункт» и посвящён истории двух героинь, но в нём всё же найдётся место для читателей с любой «личной причастностью» к нему (приведём выражение из цитаты, что уже однажды звучала в сегодняшнем материале) и разным опытом. #внутри_текста
«Женщину звали просто «женщина», может быть — «мать». С именами были проблемы»— читаем на первой странице книги. Вроде бы повествование идёт от третьего лица, и как будто бы всё о режиме повествования ясно. Другой вопрос: у кого «были проблемы с именами»? Вряд ли у рассказчика, каким бы он ни был. Скорее, у главной героини. А что если это она в своих записях сама себя называет «женщиной» и «матерью»? А что если это даёт главной героине увидеть ситуацию издалека и взглянуть на неё со стороны? Пока читаем текст, не покидает ощущение, что вся эта история — исповедь (а вместе с ней и плач) главной героини. Разбирая «Гольдберг-вариации» Баха, она вспоминает и проживает заново события прошлого. «Контрапункт» — это книга-процесс. В ней воспоминания не находят свои места. Они кружат в хаосе и нелинейности. А музыка — единственное, что их собирает и структурирует. А ещё музыка для главной героини становится чем-то вроде катализатора.
«Тринадцатая вариация, первая вещь в медленном темпе, печальная сарабанда, окаймленная бесчисленными гирляндами изящных нот, написанная хоть и в мажоре, но невыразимо безутешная, толкала ее к столу. Она взяла карандаш. Странная причуда — излагать на бумаге эпизоды из жизни своего ребенка. Основанные на воспоминаниях матери или ее фантазиях <…> навеянные чем-то еще, тем, что выталкивает мысли на поверхность. Музыкой»Мать и дочь. В этой истории больше никого нет. Даже всезнающего рассказчика. Мать рассказывает историю о своей дочери, отойдя на несколько шагов в сторону:
«Со смешанными чувствами гордости и растерянности мать наблюдает, как всего за несколько недель ребенок полностью осваивается в незнакомой школе, как формирует собственное мнение о преподавателях и внутреннем распорядке, как управляет отношениями со своими новыми подругами»А как же те, у кого нет детей? Как у меня, например. Получается, что мир этой книги так и останется для меня частично недоступным? Эти вопросы отсылают к теме опыта читателя, который у него есть на момент встречи с книгой. Всегда, как минимум, есть два варианта в этой ситуации. Можно расстроиться и сказать: «эта книга не для меня, я её всё равно не пойму». А ещё можно задуматься о том, чему мнимо-далёкая история способна научить и с чем познакомить. Читая «Контрапункт», мы узнаем, точнее, вспоминаем о возможности отойти от какой-либо ситуации на шаг в сторону и взглянуть на неё иначе, глазами наблюдателя, например. Вспоминается глава «Отдыхающие» из детской книги Натальи Евдокимовой «Лето пахнет солью», где девочка рассказывает о том, что такое смотреть со стороны:
«Я люблю смотреть со стороны. Это просто. Мысленно отходишь на шаг назад и смотришь на себя и на других <…> Если сделать так, то многое меняется. И я тоже меняюсь <…> Сколько таких же — похожих и непохожих друг на друга — приезжает, отдыхает и, собрав сумки, разъезжается по своим городам. Слово «отдыхающие» было общим, как будто мы просто люди, одни из миллиардов»Казалось бы, цитата из книги, у которой нет ничего сюжетно-общего с «Контрапунктом». Но в нём — мать и дочь, у которых нет имён. Мать и дочь. Вот тут есть, где развернуться, в смысле ассоциаций. От образов матери и дочери в искусстве и мировой литературе до разговора о социальных ролях. Почему-то, прежде всего, вспоминается древнегреческая мифология. А именно сюжет о Деметре и Персефоне. Затем и история об Орфее. Персефону похитил Аид. А дочь в «Контрапункте» никто не похищал. Но чувства главной героини близки чувствам Деметры. «Похитили» — «отняли» — «забрали» — такими глаголами их можно описать. Просто роль Аида в «Контрапункте» отведена не конкретному персонажу, а определённым обстоятельствам. #внутри_текста
«Будущее притянуло ее к себе так резко, что ей пришлось сделать шаг назад. Прошлое должно было оставаться рядом, у нее на виду»— читаем на странице. У главной героини непростые отношения со временем. Она не может отпустить прошлое. А будущее в её жизни настало раньше, чем она была готова к встрече с ним.
«Руки вцепились в нее мертвой хваткой, она задохнулась в объятиях будущего. Его зовут Время. Оно будет уводить ее от всего, что ей дорого, и вести туда, где ей совсем не хочется быть»после таких слов читать книгу дальше всё тревожнее и тревожнее. И это только начало произведения. Мать и дочь. Только они. Пусть в этой истории ещё об отце и сыне говорится, но они — не в главных ролях. Мать и дочь — у них нет имён. Зато у композитора, чья музыка в книге повсюду, есть имя. Известное имя. У его произведения — тоже. «Гольдберг-вариации» Баха. Казалось бы, без них не было бы этой книги. Они — во главе сюжета и структуры произведения. Каждая глава «Контрапункта» соответствует одной из тридцати вариаций. «Гольдберг-вариации» и
«В сознании женщины проблемы с памятью лежали на поверхности»— читаем на странице. Действительно, там, где музыка, там и время. Там, где время, там и мысль о памяти. Предсказуемая триада — музыка, время, память. Удивительным образом можно сделать ряд выводов, даже не погружаясь в то, что скрывается за словами. Но в приведённой цитате обращает на себя внимание кое-что другое. «лежали на поверхности» — после этих слов возникает вопрос: а что же тогда на глубине? Поэтому оставим мысль о композиции. Текст зовёт куда-то глубже и дальше. Почему музыка? Почему именно «Гольдберг-вариации» Баха? Что они для главной героини значат?
«Дело не в нотах, а в личной причастности к ним»— читаем на странице и понимаем, что выбрали верное направление на пути к пониманию произведения и чувств главной героини.
«Однако не уважительнее ли по отношению к композитору связать аутентичность с его замыслом, а не с кусками дерева или жилами струн, на которые обрекло его время. Разгадать его стремления гораздо важнее, чем терзать возвращенные в прежнее состояние скрипки»— получается, что музыка в «Контрапункте» помогает «разгадать стремления» его автора. Но сначала — стремления главной героини. Она — женщина и мать. Так её называет автор. #внутри_текста
Василий Шукшин (1929–1974) — русский режиссер, актер, сценарист и писатель. За короткую жизнь Шукшин поставил 6 кинокартин, сыграл около 30 ролей, написал 2 романа, 12 повестей и киноповестей, книгу публицистики и множество рассказов. Когда на экраны вышел легендарный фильм Василия Шукшина «Калина красная» по одноименной повести, его посмотрели более 62,5 млн зрителей. Герои Василия Шукшина — чудики — люди из народа, которые не готовы мириться с действительностью и стараются доказать всем, что жизнь — это…
Your current plan allows analytics for only 5 channels. To get more, please choose a different plan.