Евгения Просветова

Нарыла такая довольная себе протеиновых батончиков на перекус. Изучила состав, думаю, вау, 25% белка, отлично. Почитала отзывы наших, отзывы амеровских качков всяких - ну, думаю, надо брать. И тут сетевой магазин, мать его, удачно впиндячил надпись "оригинал". И голова сразу - так, стоп рука! То есть кто-то уже насобачился делать подделки?! И всё. И минус батончики. Возможно, вкусные. Вот подлянка какая. А раньше стоит прекрасный кавказец за прилавком, у него развалы сухофруктов, под бородой надпись на картонке "урюк обкуренный" - и веришь с порога как самой себе.

Как человек довольно мизантропичный, терпеть на могу массовых забегов. Все эти «ах, как вы могли не видеть эту великолепный художественный фильм?!» и «ну как же вы его не знаете, он великий кто-то там!» - не имеют среди меня успеха. Напротив, эффект противоположный. Фильм я откладываю лет на десять, а то и не смотрю вовсе. Человека с характеристикой «ах!» обхожу по широкой дуге. Как-то само так выходит, ну вот ноги несут в противоположном направлении и всё тут. Туда же, кстати, все эти Я/мы грузин, актуальный журналист, активист или «така жертва», что граждане отказываются принимать пищу от горя и бед, постигших его/их. Не факт, что эта позиция слабоумного пингвина приносит мне пользу. Но иллюзию свободы выбора, бывает, сохраняет. Владимира Меньшова нет уже три года. И как-то за всей повесточной суетой не вышло ни проводить, ни хоть шапку снять, подумав о нём. Тут натолкнулась на его книгу «Судьба протягивает руку». А я страшно не люблю покупать бумажные книги, жалею места в квартире как Настасья Петровна Коробочка, ей-ей. Только если прям ну вот никак без бумаги. А здесь как-то под сердце толкнуло. Единственное, что я могу сделать в память Меньшова – купить его книгу. Именно в бумаге. Именно эту книгу. Сказать спасибо за «ты глянь, Людк!», за «в ней и хоронили», за «извините, что помешал вам деньги прятать», за «беги, дядь Мить!». За «только ты пока ребятам не рассказывай, что как раз тогда, когда всего добьёшься в жизни, больше всего волком завыть хочется». За «да даже если бы вы носили три обручальных кольца, вы всё равно не замужем». За то, что при звуках «Александра, Александра» я вспоминаю не пафосные лица Никитиных, которых не переношу, а бегущую по эскалатору метро Муравьёву, например. Или Баталова в грязных ботинках. Короче, другое вспоминаю. Меньшов - явление. Его работы, его политическая позиция – это то, на что вообще никак не влияет нынешний исторический период. Купила. Жду. Поставлю на полку.

(меланхолично) Битва спекулянтов - это настолько хорошо забытое старое, что, кажется, вот-вот радиоточка расскажет про любимый лунный трактор. И потом - передача "Сельский час".

Очередной скандальчик между деньгами Невзлина, имитатором мозга Любови Соболь и придушенными вскриками Леонида Волкова опять, опять напоминает какую-то постановку в детской коррекционной школе. Снегурочка забыла, что она не Кот в сапогах, и убегает из гримёрки, зажав под мышкой зимние финские сапоги. - Куда?! - орёт Кот. - Украли! Ах ты ж гребаный насос! - Я заболела! - кричит Снегурочка с сапогами. - Поднялась высокая температура! - Убью! - кричит режиссёр-Невзлин по угрюмым взглядом надёжи русской демократии Ходорковского. А по кулисам суетится толстый Волков. Заглядывает под коробки, веник, роется в пыльных углах, чтобы потом в паутине и расстройстве ввалиться на сцену и заорать коммунальным голосом: - Кто умыкнул Прекрасную Россию Будущего?! Вот только что лежала вот тут, на столике - и нету! И все бегают, ищут, слышны отдельные крики "не брал я ваших донатов!", "отлезьте от меня с пошлыми предъявами!", "сначала все перетрахаются, а потом Россию будущего спиздят!", "и делают вид, что не при делах!". А Невзлин в это время, оглядываясь на придурочных с омерзением, стирает с маркерной доски важные реплики пьесы - и выводит крупно, большими буквами: Ворьё! Денег больше не дам! После, скучным осенним вечером, все сядут в гримёрке, выпьют, помирятся, обсудят, как в следующий раз гримироваться под светлые лица. А то старому гриму уже никто не верит. Поклянутся друг другу не врать и не воровать. На распечатке донатов в пользу прекрасной России далёкого будущего. И через пару месяцев разругаются в дым с новой силой. А вы говорите, стабильности нет.

Давным-давно, ещё до Болотной, но точно после 08.08.08, я прочла какую-то откровенную пошлую ложь, которую тиражировал кто-то из днища тогдашней оппозиции. Что ли подлец Яшин или тупица Гудков-младший, не помню. И говорю шефу – ну как так?! Не просто передёргивают, а нагло врут и подтасовывают. Сволочи! Шеф, человек системный и умеющий отстраняться от эмоций, оставаясь холодным в отношении любых сюрпризов повестки, тогда мне дал очень простой ответ. Критиковать и мазать дерьмом любое начинание всегда проще. Построили дом? Ищи покосившуюся дверь и акцентируй на ней внимание публики. Полетели в космос? Найди того, кого не взяли – не суть, за что, пусть и за пьянку – и верти его на эмоции, чтобы выдать в паблик, до чего ржавые у нас ракеты, дряхлые инженеры и бессовестное начальство, жирующее на воровстве. Ори, не разбираясь. Визжи про слезу ребёнка и пороки системы. Идеальных систем не бывает, что-то для того, чтоб задохнуться от несправедливости, найдется всегда. Обиженных слышнее, чем адекватных – вторые просто молчат и работают. Не бог весть какая истина, но я её запомнила. Не как дидактику, которая ещё с детского сада пролетает мимо ушей, не задерживаясь в голове, а как базу, на которой можно уверенно стоять двумя ногами. Чтоб не дёргаться. Чтоб сохранять позицию «над схваткой», хоть речь про гречкосрач, хоть про вольтерьянство матраса Шендеровича, хоть про непоколебимую гражданскую позицию Дмитрия Львовича Быкова, эсквайра. Уродов виднее. Зло заметней. Психопаты привлекают в разы больше людей, чем новости про «плановые запуски» или «работы, идущие по графику». Кретины смешат сильнее. Подонки возмущают. Поступки сволочей бьют по эмоциям. Кричать «Волки!» кликабельней, наконец. «Вас почитаешь, так будто вокруг одни цветочки». Тю, гражданочка. Читайте СМИ. Особенно вас может увлечь западная пресса. Там вы прочтёте, в каком дерьме живёт Россия – и, может, наконец возрадуетесь. Вообще, если хочется лопату говна, так ну куча же возможностей его наесться, ей-богу. Если я вдруг начну писать про удручающую мерзость русского бытия и прочую безысходность, рассчитываю, что неравнодушные граждане милосердно вызовут мне санитаров. Только убедитесь, что меня не взломали! А то сдадите в дурдом из человеколюбия – и сиди там, пой про славное море, священный Байкал. Во блин люди. Дерьма им, вишь, маловато.

В одном там помещении на электронных часах, висящих в холле, сломался термометр. 281 градус, говорит. Пожилая мама и дочь лет сорока заходят с улицы, обсуждая, что сигнализация в машине гонит уже всерьез и надо срочно ехать к Саше, который сможет её починить. Далее желающим услышать открывается доступ к следующему диалогу. Мать: - Звони прям щаз, а то замкнёт - и мы сидим такие все выходные в запертой машине возле дачи. Дочь: - Ага. Замкнёт и телефоны заблокирует. Киберапокалипсис. М: - (мечтательно) И, если бы нам было по двадцать... Ну ладно, мне можно и тридцать. Эм. Девять. Д.: - То мы бы не сидели на диете, ноги были бы как у этих... С ногами такими, как их? М.: - Хоккеисты? Д.: - Допустим. И мы бы выбили двери одной левой. Слушай, уже примерная рамка сеттинга есть. Мать, поднимая голову на сломавшееся табло. - О, судя по температуре, всё начинается прям здесь. Мы уже с тобой в аду. Дочь: - А тут ничего так. Прохладно, чистенько, люди, никакой паники. И без перехода - оп! - твист. Скажем, в окно влетает НЛО. М.: - Ну, всё, понесло. Чо сразу фантастика. Заскакивает мужик на лошади. Прям через стекло. Д.: - А чо сразу вестерн? Жаль, что пришлось прерваться. Люблю этот город. Пара сценаристок в по определению скучном учреждении - и вот я уже думаю, кто будет сидеть на лошади. Было бы круто, если бы такой типаж молодого Караченцова. Только бы не Прилучный.

Кому может понравиться быть взрослым. Разве что душниле какому, который и в три года уже был заучкой, живущим по правилам. Мешает быть свободным, независимым волком буквально всё. Коммунальные платежи. Ипотека. Автокредиты. Обязанности по службе. Ответственность за родных и близких. Распорядок чертовых дней. Многозадачность как норма. Требования возраста к здоровью. Требования социума к модели поведения его представителей. Разумному примату нельзя быть агрессивным, например. Бред, совмещение несовместимых понятий, нонсенс? Неа, норма сосуществования. И так куда ни ткни. Натыкаешься на фотку кресла и первая мысль - уииии! Клёвое! Но тут же, без какой-то паузы, выдрессированная голова, привыкшая к ярму постоянного критического осмысления, пулемётом выдает - и чо? На башку его себе поставишь? И ценник за него наверняка как за крыло от Боинга. Тю, ты глянь, оно ж ещё и маркое! Обтянутое полиэстером, к которому сразу прилипнет всё, вот всё. И закрываешь фотку. А предложи тебе сейчас вернуться в бесшабашные семнадцать, во времена условно свободного волка - так ты ж предложившему морду начистишь. Несмотря на всякие глупости насчёт того, что разумному примату нельзя проявлять агрессию. Бесконечная раскоряка взрослого человека.

Это на машине лежит шмот, Юр, не к прилавку прикручен. Может, и 95-ый, увидела фотку с обозначением года и искренне поверила, что ж Привет )

1992. Картонка под ногами на каше из снега и грязи, кабинка для переодевания - зайди за прилавок, а покрывало продавщица подержит. Закон о свободной торговле Ельцина. И верх свободы слова - газета "СПИД - инфо". "Святые девяностые", конечно. И нимб над Черкизоном.

Кажется, я близка к тому, чтобы навсегда перейти в соцсетях на байки, исторические сюжеты, пунктиры и анекдоты. Потому что гадостей вы и без меня нормально начитаетесь. А я – без вас. Фамилии главных участников нижеследующей истории никак не изменить. Но их с нами уже нет. История добрая и ничуть не оскорбительная, так что можно уже и рассказать. В конце семидесятых годов прошлого века поэты Сибири аккурат в это время, в начале осени, собрались на всесибирский слёт. Почитать свои стихи, послушать чужие, выпить в коллективе единомышленников в пансионате – в общем, всё так же, как и сегодня. Для такого масштабного мероприятия одним из отделений Союза писателей в горкоме был затребован автобус. Икарус тогда считался автобусом самым крутым, современным и комфортабельным. И – о, чудо – первый секретарь горкома, сам не чуждый поэзии в виде стихов, согласился выделить именно такой. Сентябрь, багрец, бабье лето, штук пятьдесят поэтов стоят у здания Союза писателей, курят и ждут прибытия автобуса. А его всё нет. Задёрганная орговичка, обоснованно боящаяся, что любая заминка в логистике позволит поэтам принять на грудь, а им же ещё ехать, а им же ещё выступать, ругается с директором автопредприятия. - Где транспорт? – тычет она ему в надетый по торжественному случаю пиджак. - Ну, заехал пообедать, наверное! Трудящиеся должны обедать! Ему ехать потом четыре часа! – отбивается директор. – Сейчас приедет, загрузимся – и доберемся вовремя. Где, кстати, списки? В автобус буду запускать по спискам. - Ах ты ж ё, - говорит орговичка. – Щаз пошлю в контору, на столе забыла. - А туда же. Кричите, а сами! – радуется перевозчик. - Мужчины! – кричит поэтам Елена, скажем, Михайлова. – Сбегайте на второй этаж в мой кабинет, возьмите списки на столе! Парочка поэтов берёт у нее ключи и идёт в здание рядом с площадкой, где все томятся в ожидании. Только уходят – подъезжает, наконец, Икарус. Директор ПАТП требует списки. Поэты снова закуривают и ждут теперь уже гонцов. - Да едрит твою налево! – психует Елена Михайловна. – Теперь эти двое куда-то провалились. Господи, их только за смертью посылать! Тут как раз на крыльцо выходят двое со списками. Всмотревшись, один из поэтов, повернувшись к толпе, указывает на них рукой и торжественно объявляет: - А за смертью у нас ходили Мертвяков и Замогильнов! В автобус грузились рыдая и ползком.