Мирко Влади

Смерть героев Виктор Пелевин – это феномен. Последний автор, чьи тексты стали настолько «классическими» и ушли в народ, а герои и архетипы запомнились. Никто из авторов конца 20 - начала 21 веков не сравнится с ПВО ни по влиянию, ни по укоренности. Лимонов все-таки остался больше субкультурным явлением, Сорокин – как бы его не тащили в классики, очень специфический и не очень массовый автор. Виктор Пелевин умудрялся соединять в текстах классическую литературу, философию, религию и современность. Он прожил долгий 20 век, начиная с революции и Чапаева, плавно переходя к Сталину, а от него к застою, Дню бульдозериста, от чего к распаду СССР, 90-ым, 00-ым и так далее. Пелевин создавал литературный фольклор страны – писал обо всем и не о чем, что-то сродни текстам группы «Кино», цепляющие, потому что накладывались на общий стиль мышления. Найдя тонкий баланс между «приколюхой для большинства» и «заумью» для илиты, Пелевин взлетел вверх. Пик его популярности пришелся где-то на середину 2010-ых, когда новая книга была событием, настоящим и общественным. Я помню, как буквально уважаемые люди в 2014 говорили во время беседы, что «надо не забыть за новым Пелевиным заехать». Писать книгу в год – не сложно. Проблема в том, что современное медиатизированное общество перегружено контентом. Исходя из этого вы должны постоянно выдавать что-то одинаковое – например танцы в Тик Ток примерно единого содержания или делать нечто уникальное. Делать массовое уникальное – невозможно, градации медиа не приемлют. Либо массовое, быстрое, громкое, либо долгое, но для малых групп. Литература работает по этим же правилам, как бы воспитанные на литсоюзах люди этого не хотели поменять. Книга в год – это массовое, претендующее на элитарное. В этом парадокс нынешнего Пелевина. В прошлом году уже было видно, что интерес к очередной книге ПВО упал, а книжные магазины пытаются каким-то образом его поднять. Не подумайте, народ до сих пор читает Пелевина, но выход книги – это больше не событие, не явление. Это общий фон, как очередной выход чего-то там, какого то фильма или какой-то игры. Пелевин просто есть, его лучшие книги можно прочитать онлайн на сайте. Пелевин переходит из разряда современного героя в героя прошлого, бронзовеет и превращается в статую, сакральный символ золотой эпохи, но не актуального персонажа. А его тексты новые (его ли?) все больше выглядят как фанфики фанатов после гибели своего кумира.

Спасибо, Озон, хорошая попытка, но нет.

Долго думал по поводу истернов. Почему они так рифмуются с Леоне? Хотя казалось, где СССР, а где герой Иствуда? Вестерн и истерн строятся на хаосе. То есть и там и там действие происходит в условиях, когда кто прав определяется не законом, а револьвером. "Люди делятся на два типа. У одних заряжен кольт, а другие копают могилу. Ты - копаешь". Привычные законы не действуют. Чувства - мимолетны, союзы - опциональны, события бьют как из водомета, экспозиция - короткая и очень часто больше визуальная. Персонаж туркестанец Райкина в "Свой среди чужих" вызывает омерзение и хочет убить Шилова. Но буквально пять минут и он раскрывается как верный человек, готовый отдать жизнь за своего спасителя. Из этой спрессованности и рождаются сюжетные ходы, операторские приемы и режиссерские находки. По-другому просто никак. А вы что думаете? Кстати в истории России столько моментов, которые можно здорово экранизировать. Русско-турецкая война, например. Если на фото взглянуть - там атмосфера на серию истернов.

Что вы знаете о перипетиях и судьбах картин русских авангардистов? О подделках картин Малевича и об эзотерических группах в ВКП(б)? Роман писателя Владимира Коваленко – это, с одной стороны, эдакий интеллектуальный детектив, описывающий реальную историю исчезновения картин Малевича. С другой стороны – это полотно про трагичные и драматичные события России в XX веке. Ранние книги Коваленко (Ах Куй, например) – это такой хулиганский постмодернизм, который в Европе особо зашел в переводах. Тут же – история про поиск картин и себя. Начинается роман с такого бодрого описания Петербургской богемы в стиле Лимонова. Главный герой – живет в комнате коммуналки, доставшейся ему по наследству от погибшего брата. И не хочет продавать ее. Эта первая часть удивительно сочетает в хорошем смысле «лимоновщину» и рассуждения о судьбе России. Но череда ошибок и неудач приводят глав героя к необходимости влиться в подпольный рынок торговли картинами. И тут понеслось – тут вам и Малевич и Яков Блюмкин, Тибет, эзотерики, расследования, ожившие грибы, иностранная агентура и по итогу, прекрасный финал. От него просто мурашки у меня пошли по телу, настолько автор все увязал все выше в экзистенциальный выбор в сторону России и русской культуры, куда наложилась и отличная метафора крещения. Очень советую, глоток воздуха в вечной «травме» современной русской литературы. Но, так как книга вышла в конкурсной программе форума Липки – электронного варианта нет. Только печатный, но ищется легко. Автор отзыва – Евгений Змеев. #рецензии_подписчиков

И все же "Свой среди чужих" - один из лучших отечественных фильмов. Михалков - ведь, на самом деле наш Тарантино. Только раньше и лучше. И вестер (истерн) снял и криминальную драму, просто драму и кучу всего еще. Великий режиссер. Со своими провалами, но великий.

Написал большой пост о последней прочитанной книге, стёр его. Скажу единственное: "Империализм как высшая стадия капитализма" – лучшее, что выходило из-под пера Ленина. Удивительная вещь, пронзительная и чистая. Не хочется замусоливать её лишними словами. https://t.me/gorodetsky_vlad/918

Написал большой пост о последней прочитанной книге, стёр его. Скажу единственное: роман "Кровавый меридиан" – лучшее, что выходило из-под пера Кормака Маккарти. Удивительная вещь, пронзительная и чистая. Не хочется замусоливать её лишними словами.

Можно сказать, что люди, маниакально любящие зиму, снег и морозы (а также ставящие дизлайки на мои посты про тепло) - это люди стремящиеся к Танатосу. Солнце недаром является архетипичным образом жизни, рождения, изобилия. Мороз и снег - это мертвое. Мартин не просто так в книге вывел белых ходоков и короля Ночи такими - под этим долгое и весомое основание. Поэтому не стоит слушать любителей снегов и полушубков. Они неосознанно тащат вас в мир белой смерти, укрытой коркой льда. Они адепты Кибелы и Танатоса, Аида и Тартара. Делают они это, потому что не знают теплоты жизни и потерялись. Чтобы спасти каждого надо отправить в Египет на год.

Кстати да, февраль в Риме(((

Погода нас обманула. Выхода не было. С утра небо заволокло тучами, морось и +19. Мать расстроилась, что еще вчера по прогнозу лето должно было длиться до 26-го сентября. Я пытался сказать, что раз поменялось один раз, может и еще раз. Но сам в это не верил. России объективно не повезло с климатом. Большая часть страны находится в том географическом месте, где большую часть года жить просто невозможно. Вопрос, зачем наши предки пошли мигрировать на север, а не заняли Итальянский сапог, например или, хотя бы, Балканы, останется вечным вопросом историософии. Но именно благодаря нашему отвратному климату именно русские, как и прочие другие северные народы, знают это щемящие чувство грусти, наступающее в сентябре. У итальянца или серба жара и солнце сменяются на теплоту и… солнце. Но все равно можно сидеть на верандах, пить вино и загорать даже в феврале (сам так делал в Риме и Белграде зимой). У русских же бедные, несчастные +20 и слабенькое солнышко, единственная радость и свет сменяются на морозы, слякоть, лед, бездну, порывистый шквал, темноту, бездонные пустые глазницы смерти. Каждая русская осень – это маленькая смерть. Мозг этого не понимает, а сердце чувствует. От этого так грустно на душе, что ничто не вечно. P.s. Да-да, вы не ослышались – русская культура северная, морториальная, она ближе к Скандинавии, чем к Южной Европе. И нет, пример Кубани и т.д. здесь не работает, потому что до 18 века это был фронтир именно северной русской культуры и русские появились на юге ну очень недавно. То есть сама по себе южная Россия – это очень молодое нечто. А северная – говорит с вечностью.