Хроника вялотекущих событий

Игорь Гулин поговорил с Константином Поливановым о "Докторе Живаго" Пастернака В издательстве "Новое литературное обозрение" вышла книга Константина Поливанова "'Доктор Живаго' как исторический роман", рассказывающая о работе Бориса Пастернака с конвенциями жанра и историческими документами, прототипах героев его знаменитой книги и заключенной в романе историософии. В "Коммерсантъ-Weekend" вышло интервью Игоря Гулина с филологом. #книги #новинки #тексты #интервью

​​#кропоткинкниги «Фокус», Мария Степанова 2024 Писательница М., в бегстве от войны утратившая контроль над своей биографией, теряется в европейском городе Ф., что, наверное, можно считать избавлением, хотя как знать. Цирк уехал, кто же в клоунах?

«День сиял и переваливался за край, пока М. лежала».

Кто бы мог подумать, что Мария Степанова, поэт, эссеистка, интеллектуалка, обычно так серьезно проживающая все, что жизненным опытом наносит, напишет ужасно смешную повесть. В самом изысканном духе смешную. Взяв параллельную версию себя, в (кажется) Германии, куда вытолкнуло ее зверство путинизма, она выдала героине М. типично немецкую коллизию с опоздавшим поездом, и обрядив в плотную марсельпрустовскую строку, укрупняющую до символа всякую бытовую деталь, позволила своему альтер-эго не только подумать о вине и войне, но взглянуть на себя, думающую, с прохладцей естествоиспытателя, в двойственности фокусировки создав эффект комический, — может быть, и непреднамеренный. Тут и фикшен, и нон. Макабр, приёмы гиньоля — лучший, пожалуй, способ поймать и запереть в коробочку слов происходящее сейчас с беглыми русскими. Повод трагический, — пошла прахом вся прошлая жизнь. А выводы ряжены в номера цирковые, с типичным для шапито сочетанием зловещего и смешного. Можно бы сказать, «кафкианского», если бы тексту было позволено быть более беспощадным. Писательница, считающая себя бывшей, ощущающая свою нелепость, распилена на потеху публике напополам, — фокус-покус тем еще хорош, что пересобирает человека непредставимым для него прежде образом. Воображаешь одно, а результат получается совсем иным. Ужасно смешно. Смешно и ужасно.

«…длинная фигура в красном, отражавшаяся в зеркале, была на нее не похожа, да и вряд ли похожа на человека. Перья торчали, свисали, покачивались, пайетки взблескивали, так что лицо едва удавалось различить, да и надобности в лице не имелось. Вниз уходила труба алого шелка, из-под которой торчали красные копытца. Только руки были свои, висели по бокам, как пришитые, и М. замялась, не понимая, что с ними делать…».

«Фокус» Марии Степановой – это, действительно, фокус. Долгожданный. Все в книге превращается из одного в другое и обратно, при этом часто застывает посередине, уходя из точки А и не попадая в точку B. Так главная героиня М. застряла в пересадочном европейском городе из-за забастовки работников транспорта. Так главная героиня М. застряла между странами – той, которая ведет войну с соседней страной, и той/теми, где она должна жить дальше. Первые годы эмиграции – время, будто потерянное, незаполненное, невозможное к полноценному проживанию. Состояние, когда забыл, куда едешь и откуда выехал. Выходной в городе Г. такой же – оставшаяся без мобильного телефона писательница М. перестает быть собой и становится писательницей А. Фокус и с домом, потому что невозможно вернуться туда же — тот дом уже другой дом, но невозможно пока и другое место назвать домом. Фокус и с языком, который был твоим, но становится от тебя дальше, а тебе приходится объясняться на чужих наречиях, которые никогда не станут твоими или станут, но переделанными на твой лад. Или оставаться в межъязычии – говорить на гигиеничном английском. Фокус и в звере/зверях. Один съедает все живое и всю радость, другие становятся «силой». Животные словечки перекидываются в «Фокусе» на людей и на мир, их интересно подмечать: огни машин – хвостовые, чувства – полиняли, чулок – чешуйчатый, циркового – зовут Лев. Героиню М. в книге все разделяет пополам. Страны, языки, поезда, звери. А в цирке даже физически разрезают пополам. Хотя нет, это просто фокус — мы же все знаем: чтобы тебя не разрезало пополам, нужно скрючиться и долго лежать в неудобной позе. В саркофаге. Где-то между жизнью и смертью. Надеясь на воскресение. #myreadingchallenge2024 7/24. Мария Степанова. Фокус. – М.: Новое издательство, 2024.

«Фокус» - новая проза Марии Степановой, вышедшая в рамках проекта «24» - одновременно в разных городах, странах и издательствах, в том числе и Babel Books Berlin поучаствовал. Из-за забастовки на железной дороге писательница М. делает незапланированную остановку в маленьком европейском городке. Поезд отменен, и вслед за ним начинается меняться все. Подробное описание вроде бы не бог весть каких происходящих с писательницей М. событий (отмененный поезд, севший телефон, не то такси, незнакомый город) и ее наблюдений за тихими деталями внешней жизни (красивый затылок попутчика, вегетарианский бутерброд, изображения на сигаретной пачке) - плывет как бы параллельно другому происходящему - размышлениям в реальном времени о том, кто ты, если твоя страна ведет войну, если распалась связь времен, настоящее ты не предвидел, никакого «домой» больше не существует, прошлое не то чем кажется, а самому тебе в каком-то смысле отрезали язык. Поезд отменен, телефон сел, и каждый следующий поворот становится все менее правдоподобным, все более освобождающим текст, автора, читателя - от мира, «который принято считать настоящим», от себя самого. «Фокус» совершает с читателем настоящий фокус - это книжка, способная и разбудить, и увлечь, и поддержать - и доставить мучительную радость узнавания тут самого себя. @babelbookstlv @babelbooksberlin @libertyevents @commonground_yerevan

Сегодня в Фаланстере, далее везде

Старая заметка Григория Дашевского о Блоке Сегодня годовщина смерти Александра Блока. Распространённая позиция в науке — считать концом Серебряного века именно год смерти Блока и расстрела Гумилёва — 1921. Спорить или соглашаться бессмысленно, но очевидно, что Блок — один из центральных героев этой эпохи. В 2012 году вышла статья поэта Григория Дашевского о после революционном Блоке "«Двенадцать» и «Анти-Двенадцать»". Вот отрывок:

По знаменитому выражению Блока, "кровопролитие становится тоскливой пошлостью, когда перестаёт быть священным безумием". В атмосфере "тоскливой пошлости" эти "забытые существа неизвестных пород" снова стали видны — и в прежних обличьях, и в новом обличии революционеров. Блок не увидел бы в матросе зверя, а в краснорожей деве деревянную куклу, если бы всю свою жизнь не ненавидел и не боялся недочеловеков разного рода. Но всё-таки, что бы ни творилось у Блока в сознании, в самом стихотворении деление людей на "породы" неразличимо — потому что заслонено делением на жертв и убийц. Стихотворение объясняет чудовищность матроса и краснорожей девы не расистки-оккультными бреднями, а тем, что убийцы в глазах жертв и должны быть чудовищами; тем, что жертвы имеют право так смотреть на убийц и так о них говорить.

#тексты

К выходу нового дока про 90е: книга Коха о Ельцине, выкладываемая в тг, о которой мало кто знает (я не знал) ☝️

Живая книга о Ельцине "You got to make good out of bad. That's all there is to make it with." Robert Penn Warren "All the King’s Men". 1. Ельцин. Начало (от... и до 1985 года) Всем известно, что первый президент России был непримиримым борцом с коррупцией и привилегиями партийной элиты, антикоммунистом, реформатором, восстановителем исторической правды и справедливости, соратником Сахарова, демократом, либералом и православным христианином. Однако как, обладая таким набором качеств и убеждений, он умудрился сделать вполне успешную партийную карьеру при коммунистах? С таким набором качеств это было совершенно невозможно в то время. Разумнее предположить, что в начале его политической карьеры ничто не указывало на то, что в будущем он станет проводником именно этих идей. Очевидно, что политические убеждения Бориса Николаевича Ельцина оформились далеко не сразу и менялись несколько раз — и не всегда настолько прямолинейно и последовательно, как он сам это описывал в воспоминаниях. Интересно, когда же случился этот перелом? Когда произошло это превращение Савла в Павла? Когда он так радикально изменил свои убеждения, что стал тем, кем и вошёл в историю? И было ли это действительным перерождением прагматичного партийного функционера в пламенного борца за демократию и либеральные свободы? Или всё это было лишь мимикрией и попыткой оседлать социальный тренд эпохи и приспособить его для собственных властных амбиций? Этот текст является попыткой ответить на этот вопрос. И мы были бы очень благодарны нашим читателям, если бы они прислали нам свои комментарии по этому вопросу. А мы, тем временем, продолжим. Разумеется, политическая карьера Ельцина зависела далеко не только от его убеждений. Потрясающий успех её обусловлен был в первую очередь важнейшим талантом Бориса Николаевича — видеть основное направление изменений политической ситуации и уметь определить своё место в этих новых, изменившихся условиях. Впрочем, в те времена, когда карьера Бориса Ельцина только начиналась (в 60-е годы) о собственно политической карьере говорить можно было лишь условно, поскольку пост в партийной иерархии только формально можно было назвать политическим. Ельцин (как и большинство других партийных функционеров) занимался обычной хозяйственной работой. Разумеется, периодически ему приходилось выступать на партийных собраниях и конференциях и произносить обычные тогда мантры про «неизбежную победу коммунизма», «происки американского империализма» и «ведущую и руководящую роль КПСС в нашей жизни» и так далее. Но поскольку это был к тому времени не более, чем ритуал, он, скорее всего, не особо вдумывался в смысл этих слов, а просто повторял их вслед за сотнями других ораторов, пользуясь темниками и цитатниками, которыми щедро снабжал партийных функционеров отдел пропаганды ЦК КПСС. Впрочем, давайте по порядку. Итак, начало карьеры Бориса Ельцина было вполне обычным для неглупого и амбициозного человека крестьянского происхождения в послевоенной советской провинции. Первым шагом был институт – Уральский политехнический в городе, в советские времена называвшемся Свердловском, а в ельцинские вновь ставшем Екатеринбургом. Пойдя по стопам отца, Ельцин получил строительную специальность, и очень долгое время его карьера была так или иначе связана со строительством. Но формальное высшее образование, хотя и было важно для взлёта, не давало для него достаточных условий. А шансов быть замеченным в институте Ельцин, по всей видимости, не имел, хотя и старался – в общественной работе и в волейболе. По советским меркам стартовые условия для карьеры у Ельцина были, прямо скажем, не блестящие: раскулаченный дед и репрессированный по печально знаменитой 58 статье отец. Но были и плюсы: он был русский, а это в негласной иерархии СССР было важным условием успешной карьеры. Особенно – партийной. После получения диплома в 1955 году Ельцин отправился работать «по распределению».